Чудодействие святой воды я ощущала не единожды. Вот история об исцелении Маршала Советского Союза, начальника Генерального штаба Матвея Васильевича Захарова, которая произошла на моих глазах.
Было это в 70-х годах. Масленица шла к концу. В последнюю субботу, накануне Прощеного воскресенья, я собирала гостей. Приглашенные гости были дорогие и любимые, как с моей стороны, так и со стороны мужа.
С моей стороны – Валя Правдина, любимая подруга. Дружили мы с трех лет, ходили в одну группу детского сада, потом учились в одной школе, пока не арестовали наших родителей – моего отца и ее маму. Валечка была воплощением доброты и любви.
Еще одна гостья – мой любимый педагог из Щукинского училища ВавочкаВагрина, как ее все звали ласково. Валентина Владимировна – личность замечательная. Актриса необыкновенной красоты, в первой постановке Вахтангова пьесы «Турандот» играла главную роль. В студии, где я училась, она меня очень любила и жалела. Ее симпатия ко мне была понятна: в 1938 году ее забрали в тюрьму со спектакля. Мужа расстреляли, как и моего отца, а красавицу-актрису отправили в ссылку на лесоповал. Но Рубен Симонов ее спас. Говорят, он лично просил за нее вождя, когда тот приехал на спектакль «Кутузов». Вавочку освободили, и Рубен Николаевич ввел ее в театр. Она много играла и преподавала в студии, была хорошим педагогом.
Это были мои друзья, ставшие и друзьями Игоря.
Со стороны Игоря был друг детства, известный кинорежиссер Юра Озеров с интересной и красивой женой – художницей по костюмам Дилярой.
Следующий гость – это Дмитрий Алексеевич Арапов, генерал-лейтенант, главный хирург Военно-морского Флота, потомок столбовых дворян, родовое поместье которых находилось в рабочем поселке Арапово, ныне Ковылкино, в республике Мордовия. Очень красивый мужчина, похожий внешне на Булгакова и Бунина вместе взятых, но гораздо красивей, с супругой – тоже врачом. Были они мамиными врачами, ставшими нам близкими людьми.
Еще адмирал Северного флота Егоров Георгий Михайлович с очень интересной женой-гречанкой крымского происхождения Галиной Савельевной.
Возглавить общество должен был Матвей Васильевич Захаров.
Эти люди были мне дороги. Друзья Игоря тоже вошли в мое сердце. Раньше я как-то им читала свои стихи и, прочитав об отце, я увидела у адмирала Егорова, тонувшего во время войны в подводной лодке, слезы на глазах. А Матвей Васильевич коротко, по-военному, брякнул:
– Лучше, чем у Евтушенко.
Я этого не ожидала, и меня это очень тронуло.
Утром в субботу, когда мы ставили тесто на блины, раздался телефонный звонок, и я услышала голос Марии Брониславовны:
– Слава, у нас горе… У Матвея Васильевича тяжелейший приступ желчного пузыря и поджелудочной железы, температура 40, взяли в госпиталь.
Съехались гости. Узнав новость, все были удручены. А Дмитрий Алексеевич Арапов сказал:
– Как вам повезло! Хорошо, что все это произошло не после ваших блинов.
– Повезло мне, но не маршалу…
На следующее утро узнаю: положение тяжелейшее, никто не решается с такой температурой делать операцию. Звоню Дмитрию Алексеевичу.
– Я в курсе. Мы с Вишневским были у маршала, положение тяжелое, может лопнуть пузырь, сейчас надо сбивать температуру.
– Что делать?..
И слышу в телефоне:
– Слава, вы знаете опыт с вашей мамой, поезжайте в Лавру.
Звоню Марии Брониславовне. Она – у мужа, у его постели, телефон не отвечает.
Через короткое время перезваниваю, она в отчаянии:
– Что делать? Я теряю надежду!..
Я ей рассказываю, что было с моей мамой и как ее спасла святая вода от преподобного Сергия.
Очень скоро у нашего дома останавливается машина Матвея Васильевича с его верным порученцем Григорием Малофеевичем.
На улице март, но мороз сильный. Я надеваю самую теплую шубу, валенки, беру десятилитровый бидон – и вперед.
В Лавре народу полно: прощеное воскресенье. Середина 70-х годов, но в Лавре и тогда было много паломников, особенно во время постов. В часовне негде яблоку упасть, очередь на улице. Григорий Малофеевич в форме полковника с громадным бидоном молча, но упрямо и уверенно пробивается ко кресту за водой. И тут произошло невероятное: толпа расступилась от неожиданного для того времени зрелища. Набираем святой воды, ставим свечи и уходим.
Дальше – Свято-Духовская церковь. Последние молебны перед Великим постом. Усердно служит старый монах. Я его прошу:
– Сугубо помолитесь о болящем военачальнике. Он очень хороший человек!
Монах смотрит на меня и Григория Малофеевича и тихо, ласково говорит:
– Хорошо, хорошо, помолимся. Как его зовут-то, этого хорошего человека? Запишите мне его имя. Буду-буду молиться о хорошем человеке и в храме, и у себя в келье.
После его теплых слов, после его молебна у меня в душе светло и радостно. Я вижу, что не только у меня радость, но и Григорий Малофеевич сияет.
– В Москву! Скорее в Москву! В госпиталь. Страдает хороший человек!..
В госпитале, в Серебряном переулке, на третьем этаже, в малом конференц-зале оборудовали палату для больного маршала. Я сходу без предупреждения вваливаюсь с бидоном в палату. Григорий Малофеевич остался за дверью, не рискнул.
Тишина, кровать стоит посередине, вокруг врачи во главе с начальником госпиталя, в ногах сидит на стульчике Мария Брониславовна. У Матвея Васильевича закрыты глаза, лицо тяжелое, без выражения. На мое появление, не открывая глаз, он спрашивает:
– Кто это пришел?
– Слава, – отвечает жена. – Пришла Слава.
У него еле заметная улыбка.
– Да? Слава? – И улыбается чуть больше.
Ободренная его улыбкой, я выпаливаю всё, о чем молилась в Лавре и по дороге в Москву.
– Матвей Васильевич, вы будете жить! Вы поправитесь! Я привезла вам воды от преподобного Сергия. Эта вода уже однажды спасла мою умирающую маму здесь же, в этом госпитале. О вашем исцелении молится в Лавре добрый батюшка. Вы поправитесь! Обязательно поправитесь!
Как я ушла, как ехала домой, я не помню. Помню только, что завалилась на свою карельскую ладью в шубе и в валенках и заснула мертвецким сном до утра.
Матвей Васильевич, действительно, быстро начал поправляться. Не потребовалась никакая операция.
Прошел Великий пост. После Благовещенья я занималась своими пчелами на даче, давала им первый облёт. Подъезжает «Волга», появляется Григорий Малофеевич с букетом цветов и предупреждает, что сейчас приедут маршал и Игорь Борисович.
Я успела только переодеться, как подъехала «Чайка» с Матвеем Васильевичем и Игорем.
Матвей Васильевич мне кланяется и говорит:
– Спасибо вам за вашу заботу.
Все это было для меня неожиданно и совершенно необычно.
Да Матвей Васильевич и был человеком необычным и ни на кого не похожим.
Хрущёв после разгрома Церкви взялся за сокращение армии: сократил авиацию, а потом решался вопрос и о танках. Маршал Захаров отказался участвовать в этом деле и на Политбюро заявил об этом. Он произнес знаменитую фразу, сделавшую его еще более уважаемым:
– Служить бы рад, а прислуживаться не буду. Подаю в отставку.
И вышел.
Последовал приказ о его увольнении.
После прихода к власти Брежнева Захарова восстановили в прежней должности – начальника Генерального штаба. На этой должности он прослужил почти до ухода из этой жизни.
Светлая ему память! Старый монах, видимо, чувствовал, за какого хорошего человека он так усердно молился.
Автор: С.А. ШАПОШНИКОВА
Фото: Ларисы Беляевой
Источник: Православная народная газета «Русь Державная»
Православный молитвослов
+ Библия + Календарь в 1 приложении
от фонда «Правжизнь»