В этом стихотворении, состоящем из четырех строф (16 строк), поэтически выразились важнейшие события в жизни Б. Пастернака первых послевоенных лет. По-видимому, непосредственным поводом к его написанию явилось первое публичное чтение трагедии У. Шекспира «Гамлет» в переводе Пастернака в феврале 1946 года в клубе Московского университета (читал актер Александр Глумов). Тогда же, в феврале 1946 года, был создан первый вариант стихотворения «Гамлет» («Вот я весь. Я вышел на подмостки…»). Основная мысль первой редакции стихотворения: жизнь — высокая драма с трагическим звучанием.
Я ловлю в далеком отголоске,
Что случится на моем веку.
Это шум вдали идущих действий.
Я играю в них во всех пяти…
Этой идее, составляющей смысловой стержень стихотворения, в окончательной редакции Б. Пастернак придал сильную и яркую евангельскую выразительность («горечь Гефсиманской ноты»).
В «Замечаниях к переводам Шекспира» в июне 1946 года Б. Пастернак отмечал, что «Гамлет» не драма бесхарактерности, а «драма высокого жребия, заповеданного подвига, вверенного предназначения. Ритмическое начало сосредоточивает до осязательности этот общий тон драмы. Но это не единственное его приложение. Ритм оказывает смягчающее действие на некоторые резкости трагедии, которые вне круга его гармонии были бы немыслимы» (Пастернак Б.Л. Собр. соч. М., 1990. Т. 4. С. 416). Для понимания стихотворения «Гамлет» важно не то, насколько соответствует замыслу самого У. Шекспира образ принца Датского в интерпретации переводчика, а мировоззренческая позиция Б. Пастернака, который осознанно и смело проводит новозаветные параллели. Так, словам из монолога Гамлета (действие 3, сцена 1): «To be, or not to be: that is the question…» («Быть иль не быть, вот в чем вопрос») он дает определенное эсхатологическое звучание: «Это уже, так сказать, заблаговременное, предварительное «Ныне отпущаеши», реквием на всякий непредвиденный случай. Им все наперед искуплено и просветлено» (Там же. С. 688).
В ходе работы над романом «Доктор Живаго», начало которой относится к зиме 1945–1946 годов, Б. Пастернак в окончательную редакцию стихотворения «Гамлет» вводит евангельский текст. К этому времени он окончательно осознал себя как христианина. В письме к своей двоюродной сестре Ольге Фрейденберг от 13 октября 1946 года он писал: «Собственно, это первая настоящая моя работа. Я в ней хочу дать исторический образ России за последнее 45-летие, и в то же время всеми сторонами своего сюжета, тяжелого, печального и подробно разработанного, как, в идеале, у Диккенса и Достоевского, эта вещь будет выражением моих взглядов на искусство, на Евангелие, на жизнь человека в истории и на многое другое… Я в нем свожу счеты с еврейством, со всеми видами национализма (и в интернационализме), со всеми оттенками антихристианства и его допущениями, будто существуют еще после падения Римской империи какие-то народы и есть возможность строить культуру на их сырой национальной сущности.
Атмосфера вещи — мое христианство».
У стихотворения «Гамлет» сложная композиция. Автор гармонически соединяет несколько планов: сценический, литературно-романический и автобиографический. Поэтический синтез настолько органический, что читателю это произведение может показаться монофоническим. Однако в стихотворении явственно звучат три голоса.
Гул затих. Я вышел на подмостки.
Действие происходит в театре. Актер-Гамлет выходит на сцену. Начальное «Гул затих» сразу же создает то тревожное настроение, которым проникнуто все стихотворение.
Прислонясь к дверному косяку,
Я ловлю в далеком отголоске,
Что случится на моем веку.
На меня наставлен сумрак ночи
Тысячью биноклей на оси.
Это уже голос Пастернака. Действие происходит в Переделкино. Открытая в ночи дверь. Известно, что поэт был готов к тому, что за ним могут приехать в любую ночь. Прокурор, изучавший дело В. Мейерхольда в связи с готовившейся его реабилитацией, обнаружил доносы на Пастернака и был удивлен, что он на свободе и ни разу не арестовывался. Употребленный глагол «наставлен» (ассоциация с дулом оружия) хорошо передает тревожное состояние поэта. Метафора «тысячью биноклей на оси» (звезды ночного неба) соединяет два плана — жизненно-реальный и сценический.
Если только можно, Aвва Oтче,
Чашу эту мимо пронеси.
Эти слова из Евангелия в середине стихотворения придают переживаниям автора возвышенный христианский смысл.
Я люблю твой замысел упрямый
И играть согласен эту роль.
Но сейчас идет другая драма,
И на этот раз меня уволь.
Вновь звучит голос актера, для которого участие в этой трагедии не просто профессиональная деятельность, но сопереживание герою (Гамлету) и понимание жизни как многоактной трагедии.
Но продуман распорядок действий,
И неотвратим конец пути.
Я один, все тонет в фарисействе.
Жизнь прожить — не поле перейти.
В последней строфе звучит голос Юрия Живаго, которому приписано авторство этого стихотворения. В романе не встречается слово «фарисейство». Однако в главе 15 («Окончание») описаны последние годы главного героя романа: близкие друзья (Михаил Гордон и Иннокентий Дудоров) оставляют старые свои принципы и увлечены возможностью найти свое место в новую эпоху: «Добродетельные речи Иннокентия были в духе времени. Но именно закономерность, прозрачность их ханжества взрывала Юрия Андреевича. Несвободный человек всегда идеализирует свою неволю». Сам Б. Пастернак не мог сказать о себе: «Я один, все тонет в фарисействе». До конца жизни у него был круг близких людей, которые не оставили его даже в годы гонений (1957–1960): А.А. Ахматова, Корней и Лидия Чуковские, пианист Генрих Нейгауз, пианистка Мария Юдина, философ В.Ф. Асмус и др. Б. Пастернак, в отличие от Юрия Живаго, не был сломлен гонениями. В ожидании готовившейся расправы он написал письмо заведующему отделом культуры ЦК КПСС Д.А. Поликарпову: «Уверяю Вас, я бы его [роман] скрыл, если бы он был написан слабее. Но он-то оказался сильнее моих мечтаний, сила же дается свыше, и, таким образом, дальнейшая судьба его не в моей воле. Вмешиваться в нее я не буду. Если правду, которую я знаю, надо искупить страданием, это не ново, и я готов принять любое».
Стихотворение «Гамлет» написано пятистопным хореем, в котором ударные слоги чередуются с безударными. Этот классический размер часто стал употребляться в русской поэзии после лермонтовского стихотворения «Выхожу один я на дорогу…», написанного в конце краткого жизненного пути поэта. У М. Лермонтова основной мотив — глубокая жизненная усталость. Основные образы прозрачны и понятны. Он — одинокий странник по кремнистому пути. Душа трепетно и чутко переживает гармонию Творца и ночной природы:
Ночь тиха. Пустыня внемлет Богу,
И звезда с звездою говорит.
Эта красота меркнет для поэта, болезненно ощутившего свое отчуждение от величественной тишины мироздания. Свободу и покой человек может обрести только в Боге. Поэтому поэту «так больно и так трудно», ибо он мечтает о нескончаемом сладостном земном сне.
Позже Ф.И. Тютчев тем же пятистопным хореем написал стихотворение «Накануне годовщины 4 августа 1864 года». Здесь те же темы: жизнь, путь, одиночество, усталость. Но причина боли другая: разлука с любимым человеком.
Вот бреду я вдоль большой дороги
В тихом свете гаснущего дня…
Тяжело мне, замирают ноги…
Друг мой милый, видишь ли меня?
Все темней, темнее над землею –
Улетел последний отблеск дня…
Вот тот мир, где жили мы с тобою,
Ангел мой, ты видишь ли меня?
Завтра день молитвы и печали,
Завтра память рокового дня…
Ангел мой, где б души ни витали,
Ангел мой, ты видишь ли меня? Во всех трех произведениях присутствует мотив жизненного одиночества. Однако философско-религиозное решение разное. «Гамлет» отличается ясным звучанием идеи христианского долга и понимания жизни как высокого жребия и заповеданного подвига.
Для самого Б. Пастернака такая жизнь была выстраданным счастьем.
B церковной росписи оконниц
Так в вечность смотрят изнутри
В мерцающих венцах бессонниц
Святые, схимники, цари.
Как будто внутренность собора
Простор земли, и чрез о
