Любая социальная доктрина может быть понята и оценена лишь в её историческом приложении. Опыт нелицеприятно обнажает подлинную нравственную природу любой идеологии. Мы только тогда не ошибемся и не примем приманчивые обещания и звучные лозунги за нечто подлинное, когда будем соотносить все манифесты и программы с великой христианской истиной, которая не только учит каждого личному спасению, но и проливает свет на историю в ее конечных судьбах. Тогда не трудно увидеть, что коммунизм, социализм во всем множестве разновидностей и течений, а также анархизм и другие радикальные доктрины, не что иное, как подмена и подделка. При всей их пестроте явственно проступает одна общая черта, которая их роднит. Эти движения постепенно приобретают черты псевдорелигий и любой ценой стремятся занять место христианства. Если мы это не видим, то рискуем, как и многие до нас, впасть в пагубные иллюзии и быть соучастниками той трагедии, которая более двух веков истощает силы человечества.
Являются ли «принципы анархизма сугубо христианские»? Русский анархизм подчеркнуто атеистичен. М.Бакунин (1814–1876) одну из главных своих работ назвал «Федерализм, социализм и антитеологизм» (1867). В ней много грубых и нелепых нападок на христианство. Взгляд до карикатурности упрощен. При чтении может возникнуть впечатление, что вождь движения, в которое было вовлечено немало образованных людей, совсем не знаком с историей христианства: «К тому же история показывает, что священники всех религий, за исключением преследуемых, были союзниками тирании. И даже преследуемые священники, хотя они и боролись против притеснения властей, и проклинали их, разве они не дисциплинировали своих верующих и не приготовляли тем самым элементы новой тирании? Каким бы ни было духовное рабство, оно всегда будет иметь своим естественным последствием рабство политическое и социальное. В настоящее время христианство во всех своих формах, вместе с вытекающей из него доктринерской и деистической метафизикой, которая в сущности не что иное, как замаскированная теология, несомненно является самым большим препятствием на пути освобождения общества». Князь П.Кропоткин (1842–1921) также был отпавшим от традиции своих предков. Его взгляд на религию — типичные воззрения позитивиста второй половины 19 века. Он не признает авторитет Священного Писания. «Несколько дней спустя, пришел ко мне очень уважаемый в окрестности седой священник с двумя влиятельными раскольничьими наставниками. — Потолкуйте с ними хорошенько, — сказал он мне. — Если у вас лежит к тому сердце, так вы идите с ними и с Евангелием в руках проповедуйте крестьянам… Вы сами знаете, что проповедовать… Никакая полиция не разыщет вас, если они вас будут скрывать. Ничего другого не поделаешь. Вот какой совет я, старик, могу вам подать. От этой роли я, конечно, наотрез отказался. Я откровенно сказал им, почему не могу стать новым Виклифом. «Не могу я говорить «от Евангелия», когда оно для меня такая же книга, как и всякая другая. Ведь для успеха религиозной пропаганды нужна вера, а не могу же я верить в божественность Христа и в веления Божьи» («Записки революционера»). Во что же верил предок великих князей Смоленских: «Люди жаждут бессмертия, но они часто упускают из виду тот факт, что память о действительно добрых людях живет вечно. Она запечатлевается на следующем поколении и передается снова детям. Неужели им мало такого бессмертия?» («Записки революционера»).
В П.Кропоткине удивляет контраст. Он был ученый географ и геолог. Однако социально-этические работы его совершенно чужды научно-исследовательского метода. Построения искусственные, безжизненные и мечтательные. В основе его этики лежит «закон взаимопомощи», который, по мнению автора, выработан в ходе эволюции природы: «Общественный инстинкт, прирожденный человеку как и всем общественным животным, — вот источник всех этических понятий и всего последующего развития нравственности». Что общего имеет с христианством центральная мысль П.Кропоткина, что природа является первым учителем этики? Натуралистическая антропология, весьма влиятельная в середине 19 века, вряд ли сейчас имеет серьезных сторонников.
Никакое общество и никакая власть на земле не могут быть совершенными. Поврежденная грехом человеческая природа не может не проявлять себя на всех уровнях общественной жизни. Отправным тезисом анархизма (греч. anarhia — безвластие) является утверждение, что всякая государственная власть — зло. Мысль эта антихристианская. Из нее вытекает необходимость борьбы с любым государством и его уничтожение. Это неизбежно делает человека богоборцем. «Посему противящийся власти противится Божию установлению. А противящиеся сами навлекут на себя осуждение» (Рим.13:2). Любой вдумчивый историк знает, что времена безвластия всегда было тяжелым и болезненным. Попытка реализовать эту ложную доктрину, умножила зло в этом мире. Одним из средств разрушения власти П.Кропоткин признавал немотивированный террор: «Перовская и ее товарищи убили русского царя, и все человечество, несмотря на отвращение к кровопролитию, несмотря на симпатию к тому, кто освободил своих крестьян, признало, что они имели право на этот поступок. Почему? Не потому, чтобы этот акт был признан полезным: три четверти человечества еще сомневается в этом, но потому, что каждый чувствовал, что Перовская и ее товарищи ни за какие сокровища мира не согласились бы стать в свою очередь тиранами. Даже те, которым неизвестна эта драма в ее целом, тем не менее убеждены, что в этом поступке сказалось не удальство молодых людей, не попытка к дворцовому перевороту, или стремление к власти, а ненависть к тирании, ненависть, доходящая до самоотвержения и смерти. «Эти люди, — говорят про них, — завоевали себе право убивать» («Этика анархизма»). Автор книги «Взаимная помощь, как фактор эволюции» не пояснил, почему ненависть к чему-либо дает право убивать людей. Отпадение от Истины и отвержение ее неизбежно вводит человека в область противника Истины — диавола. Все подмены в духовной и общественной жизни рождаются в этой темной области. Потому так лавинообразно умножается зло за последние полтора века, что человечество вступило в полосу массового безверия и разрушения традиции. Революционер — антипод христианина. Последователь Евангелия научен, всякую борьбу со злом начинать с себя. Только очистившись, просветившись Божией благодатью и стяжав добродетели, человек способен творить добро. Революционеры всех времен и народов начинают исправлять мир, имея в себе темный мир гордыни, самообольщения, страстей. Добро невозможно делать, пребывая в греховной нечистоте. Почему отпавшему от Истины и неисправившему себя нельзя «исправлять» человечество? Потому, что «падшее естество поражено слепотою ума. Оно не видит своего падения, не видит грехов своих, не видит своего странничества на земле и распоряжается собою на ней как бы бессмертное, как бы существующее единственно для земли. Оно не только с жесткостью судит и осуждает грехи ближнего, но и из собственного бедственного устроения сочиняет для ближнего грехи, каких в нем нет; оно соблазняется самыми возвышенными христианскими добродетелями, искажая значение их сообразно лжеименному разуму своему по своей сердечной злобе» (Св. Игнатий (Брянчанинов). Слово о различных состояниях естества человеческого). К анархизму можно отнести то, что сказал Лев Тихомиров о социализме в целом: «Социализм хочет излечить головную боль, отрубивши голову». Ф.М.Достоевскому было нетрудно найти прототипов своих героев. Материал для романов Преступление и наказание, Бесы, Братья Карамазовы он мог легко найти среди представителей любого течения «освободительного движения», в том числе и анархистов. В отличие от многих своих современников он не питал иллюзий о последствиях их деятельности. Демоническая природа этих течений ему была хорошо понятна: «Если Бога нет, то все дозволено. Дай всем этим современным высшим учителям полную возможность разрушить старое общество и построить новое, то выйдет такой мрак, такой хаос, нечто до того грубое, слепое, бесчеловеч
