Я думаю, что одна из проблем, которая встает перед подростком, в том, что его обучают чему-то, когда он еще маленький, а потом, когда он на десять или на пятнадцать лет старше, вдруг обнаруживают, что у него и сомнения, и вопросы, и непонимание. Он перерос все то, чему его учили в детстве, а в интервале мы ничему его не научили, потому что нам в голову не приходило следить за тем, какие вопросы в нем рождаются, и обращать внимание на эти вопросы, относиться к ним всерьез, не просто “как же так ты это ставишь под вопрос?..” Когда-то я привел к одному священнику в Париже студентку медицинского факультета, учившуюся вместе со мной, умную, живую девушку. Она мне говорила, что ни во что не верит, и я решил ее привести в священнику, потому что я тогда не дерзал вообще говорить о вере ни с кем (я обнаглел с тех пор). Она ему сказала: “Батюшка, я не верю в существование Бога”. Он ответил: “Как же ты можешь не верить в существование Бога, раз Он тебя сотворил!” Она возразила: “То, что вы мне говорите, — сплошное идиотство!”. Он глянул на нее и приказал: “Вон!” Это, конечно, крайний пример, но часто бывает, что когда подрастающий ребенок нам ставит вопрос, мы на него не отвечаем. И не отвечаем, к сожалению, очень часто не потому, что мы невнимательны к нему, а потому, что нам нечего отвечать, мы сами никогда не думали.
Как-то я собрал группу родителей и детей, подростков. Взрослые ожидали, что я проведу беседу, что они будут сидеть спокойно, я буду обращать внимание на детей, а родители будут павами сидеть: они-де все знают. А я предложил детям: “Вот у вас есть вопросы, — ставьте их своим родителям, и посмотрим, что они ответят”. И родители ничего не смогли ответить. После чего реакция родителей была: “Как вы могли так с нами поступить! вы нас осрамили перед нашими детьми!”. А со стороны детей другая реакция: ”Как было замечательно! Теперь мы знаем, что наши родители такие же, как мы!”. Это же трагично. Если бы родители следили за вопросами ребенка и прислушивались, не считали их “детским лепетом”, вопросом, который ребенок, конечно, перерастет когда-то, то не оказывалось бы внезапно: “Ой, что я могу ответить из моего опыта?” А если вдруг обнаружишь, что тебе нечего отвечать, то, может быть, кто-нибудь другой может ответить? может быть, кто-то другой думал, хотя ты и не задумывался? И я уверен, что тут у родителей огромная ответственность. Они и сами заглушили эти вопросы (или жизнь им не давала время думать, это тоже бывает) и не следили за детьми в тот промежуточный период, когда можно было шаг за шагом с ребенком идти. Мы часто так делаем: ребенок учится в школе, мы вместе с ним учимся, чтобы ему помогать попутно. Но мы этого не делаем по отношению к вере. К Закону Божию — да: вот тебе катехизис, вот тебе Новый Завет, Ветхий Завет, все что хочешь; мы и сами, может быть, даже что-то знаем об этом. Но не в знаниях дело, а в том, какие вопросы у него встают, откуда они берутся. Некоторые вопросы берутся извне: товарищ сказал, или школа, или время такое, атмосфера общая; а некоторые вопросы встают вполне добросовестно: ”Как это может быть? я больше не могу в это верить!”. И часто нужно было бы сказать: Слава Богу, что ты больше не можешь верить в такого Бога, в Которого ты верил, когда тебе пять лет было. Потому что такого Бога и тогда не было, и не надо было тебе такого Бога как бы “подсовывать”— для удобства родителей, конечно.
